Крах операции «Эдельвейс» - Страница 35


К оглавлению

35

Англичане явно поскромничали: это был мощный удар, ставший предвестником поражения немецко-фашистских полчищ на Кавказе.

Гизельский контрудар Северной группы войск Закавказского фронта пресек последнюю попытку врага прорваться к грозненскому и бакинскому нефтяным районам, он показал крепнущую мощь Советской Армии, горячий советский патриотизм и нерушимую дружбу народов нашей страны.

Много славных дел совершили партизаны Северной Осетии, простые мирные жители в период временной оккупации ее населенных пунктов. Здесь мне хотелось бы привести слова писателя-фронтовика П. Павленко, который, характеризуя деятельность партизан Северной Осетии, писал: «Вместе с войсками сражались за освобождение осетинских земель и осетинские партизаны, которые нападали на немецко-румынских разбойников, держа их в вечном страхе за свое существование…»

* * *

11 ноября с группой командиров и штабных работников мы выехали в селение Гизель. Накануне стояла холодная дождливая погода, делавшая все вокруг серым, тусклым, но к исходу дня толстую пелену облаков неожиданно пробили лучи заходящего солнца и во всем своем величии перед нами предстали усыпанные первым снегом лесистые склоны гор. Кто-то из моих спутников заметил: «Когда солнце в ненастный день проглядывает на землю — добрая примета». И верно, на Кавказе наступил долгожданный час расплаты с врагом.

В селении мы увидели чудовищную картину разрушения. Ни одного целого строения. На месте домов — пепелища с одиноко торчащими трубами. Из лесов, ущелий потянулись в родные места жители. Сельчане радостно встречали воинов, приветствовали друг друга, словно не виделись долгие годы. Снова зазвучал на улицах осетинский говор.

Седобородые старики, ребятишки, женщины, окружив нашу машину, рассказывали о бесчинствах и издевательствах немецких захватчиков. Особенно запомнился рассказ высокого подтянутого старика-горца. Одет он был в черкеску, на голове — мохнатая папаха. По лицу было видно, что на его долю выпало большое горе, но говорил старик спокойно, твердо, с достоинством:

— В первый день прихода гитлеровцев у меня в доме остановился офицер. Он все спрашивал: есть ли в селе коммунисты, большевистская литература, приходят ли по ночам партизаны? Однажды офицер заметил на полке небольшую книгу, на обложке которой крупными буквами было написано: «Конституция Союза Советских Социалистических Республик». Взяв ее в руки, он весь так и налился кровью:

— Ты знаешь, что мы делаем с теми, кто хранит эти большевистские книги?

Я сначала не понял его хриплый крик, а потом ответил офицеру:

— Эта книга для всего народа.

— Ты большевик! Мы расстреляем тебя, сожжем твой дом! — побагровел фашист.

— Нет, я не коммунист, но у нас в стране никто не прячет эту книгу. Разве можно спрятать за маленькую тучку солнце. Наша Конституция — это наше солнце, которое взошло над горами.

Гитлеровец подскочил ко мне и ударил пистолетом. Затем меня бросили в сарай, а мой дом подожгли. Расстрелять меня не успели, Красная Армия подошла.

Старик-осетин вздохнул и, поглаживая серебристую «толстовскую» бороду, добавил:

— Жаль, я сам не смог расправиться с тем офицером, его пристрелили ваши бойцы. Ишь чего захотел басурман — уничтожить Конституцию. Разве может ветер сдвинуть горы.

Я торопился в штаб фронта, но заметил в толпе худощавого черноглазого мальчишку в старенькой залатанной фуфайке. Он хотел, видно, что-то сказать, но стеснялся стариков.

— Ну, а ты что знаешь, герой? — спросил я.

Паренек доверчиво посмотрел на нас и начал рассказывать:

— У нас, в Дигоре, было еще страшнее. Гитлеровцы заставили двух мальчиков провести их в горы, хотели зайти к нашим пулеметчикам в тыл. Ребята сразу сообразили. Они вывели вражеских автоматчиков прямо на наши пулеметы и закричали бойцам: «Стреляйте проклятых фашистов!» Гитлеровцы убили этих мальчиков.

Я подарил мальчику карандаш и блокнот.

— Это еще не все, товарищ генерал, — добавил он. — У мальчиков-героев был старый дедушка. Узнав о том, что гитлеровцы убили его внуков, он ночью задушил немецкого часового.

Мы распрощались с горцами и поехали в Орджоникидзе, в штаб Северной группы войск. Машина шла тихо. По обочинам то и дело обнаруживались минные заграждения, которые еще не успели обезвредить саперы.

Рассказы гизельцев произвели на нас неизгладимое впечатление. Каждый думал о судьбах миллионов жителей, которые еще терпят бесчинства врагов. Молчание прервал полковник Рыжов.

— Да, товарищ командующий, — заметил он, — оказывается не только мы одни воюем.

— А вы как думаете? — ответил я. — В том-то и сила наша, что на борьбу за Родину поднялись все советские люди от мала до велика.

* * *

Из Ставки Верховного Главнокомандования в тот день мне сообщили, что в ближайшие дни я должен вылететь в Москву, имея при себе план дальнейших боевых наступательных действий на Кавказе.

Анализируя итоги боев под Орджоникидзе, я пришел к выводу, что они могли бы завершиться с еще большим эффектом: если бы контрудар по врагу был нанесен всеми частями Северной группы, которые находились в зоне боевых действий. В целом же вся гитлеровская операция по захвату столицы Северной Осетии в своей основе, конечно, была рассчитана на авантюру, случайность. Имея истощенные резервы, худшее соотношение сил, немецкое командование группы армий «А» не имело оснований на успех. Поэтому-то оно и пошло, как в азартной карточной игре, «ва-банк…»

Готовясь к докладу в Ставке, я беседовал с командирами частей, которые отличились при защите столицы Северной Осетии, с бойцами, встречался с руководителями этой автономной республики, с партизанами.

35